Хм. Ну а как же... Я не могу такие вещи у себя не перепостить. Понимаете? Все, что я накалякал, непременно должно у меня быть)
ВотаПишет Гость:
11.04.2011 в 20:50
668 слов
- Этот диск у тебя?
- Да.
Голос дрожит. И почему он позвонил именно сейчас? Обычно Гексли радуется звонкам Габена, но тут он.. невовремя.
- Хорошо, а то я его потерял.
- Угу.
Сдавленно так. Тихо. Вытирая слезы ладонью. Гексли - это Гексли. Даже если плохо, если невыносимо больно, если страшно, если гадко - он не покажет. Для всех Гексли - улыбается, всегда счастлив. Его таким любят, к нему такому привыкли. И так его не слишком замечают и ценят, чтобы еще и проблемы свои выносить.
- Ты плачешь что ли?
Откуда он?..
- Нет. Все в порядке.
Говорить длинные фразы ровным голосом сложно. Еще сложнее - не разреветься в трубку. Ну как так? Гексли же редко плачет. Почему он позвонил именно сейчас, когда глаза щипет от слез, когда дыхания уже никакого не хватает, когда вся накопленная боль вырывается наружу жалобным воем? Он не должен меня таким знать. Гексли - сильный. Никому не говорит об этом, но сам знает. И успешно борется с желанием прямо сейчас рассказать все, что на душе, выплакаться, чтобы его пожалели.
- Ты дома?
- Да.
- Не плачь.
- Я не плачу!
Наверное, не стоило кричать. И трубку бросил точно зря. Сам на себя за это страшно зол. Перезвонить бы, но от бессильного отчаяния даже пальцы едва слушаются. Да и что он скажет? Что он и правда сидит тут уже весь вечер, в соплях-слезах, и ревет, как дите?
Маленький и жалкий. Противен сам себе. О да, Гексли - мастер самобичевания.
Свет везде выключен, на кухне угрюмо шуршит холодильник. Капает вода из крана. Минутное затишье - и все эти звуки так гадко врываются в сознание. Гадкая тишина гадкой пустой квартиры. Даже не так. Звук одиночества.
Сколько их, этих улыбчивых незнакомцев, именующих себя друзьями? Они всегда рядом, пока Гексли веселит их. Он для них на все готов! Глупый, наивный и неразборчивый, готовый помочь любому, кто попросит. А сам помощи не дождется. Глупый Гексли. Слишком шумный, слишком болтливый, слишком надоедливый. Слишком Гексли.
Вот все и замолчали. Он просто их всех достал. Никто не отвечает - никто! И даже тошно идти и смотреть в пустые окна аськи, там тишина.
Холодильник затих. Где-то в подъезде хлопнула дверь, загудел лифт. И почему-то - кто бы знал, почему - от этих звуков еще тоскливее и гаже. И снова слезы текут, снова лицо искажает гримаса. Как хорошо, что он не видит себя в зеркале. В такие минуты он действительно жалкий, страшненький, с опухшими от слез глазами и красным мокрым носом. Ладони тоже мокрые, и даже подтянутые к груди колени - он утыкается носом и тихонько раскачивается из стороны в сторону, тоскливо подвывая. Темная и пустая квартира, музыка у соседей и одиночество, одиночество, одиночество. Для полноты картины не хватает только тиканья часов - но в этой квартире все часы электронные. Стоило лишь об этом подумать, как воображение услужливо защелкало, добавляя уныния.
Тоскливо, пусто, одиноко, гадко, страшно...
Трель звонка буквально взрывает тишину. И теперь по-настоящему тихо. У Гексли глаза по пять копеек - правда что ли кто-то пришел? Или нет, наверное, послыша... Нет, второй!
К двери - почти бегом, собирая в темноте плечами косяки и стены, торопливо вытирая слезы и неловко шаркая тапочками. Комендант, наверное - он опять забыл за уборку подъезда заплатить. Или свидетели Иеговы, что-то их много ходит в последние дни. Или, может быть...
Гексли смотрит в глазок. И одновременно пугается и радуется. И дверь открывает, тут же торопливо поворачивается спиной и торопится в ванную.
- Ты за диском пришел? Заходи, я сейчас, я.. я....
Только бы не показывать свое заплаканное лицо, лишь бы голос не дрожал предательски... Он уже представляет, как сейчас незаметно заскочит в ванную, умоется быстренько и натянет свою самую гекслевскую улыбку, и будет веселиться и шуметь, включит свет, поставит чайник, печенье достанет - все как положено.
И совсем не расстраивается, когда теплые объятия весь этот стройный план рушат. И прижимается доверчиво, прямо мокрым носом утыкается в грудь. Глаза закрывает. Габен теплый такой, хороший. Дышит в макушку, волосы ерошит. И в этом его уютном молчании - столько всего, что кажется, будто он все-все понимает.
- А теперь рассказывай, что случилось.
URL комментария- Этот диск у тебя?
- Да.
Голос дрожит. И почему он позвонил именно сейчас? Обычно Гексли радуется звонкам Габена, но тут он.. невовремя.
- Хорошо, а то я его потерял.
- Угу.
Сдавленно так. Тихо. Вытирая слезы ладонью. Гексли - это Гексли. Даже если плохо, если невыносимо больно, если страшно, если гадко - он не покажет. Для всех Гексли - улыбается, всегда счастлив. Его таким любят, к нему такому привыкли. И так его не слишком замечают и ценят, чтобы еще и проблемы свои выносить.
- Ты плачешь что ли?
Откуда он?..
- Нет. Все в порядке.
Говорить длинные фразы ровным голосом сложно. Еще сложнее - не разреветься в трубку. Ну как так? Гексли же редко плачет. Почему он позвонил именно сейчас, когда глаза щипет от слез, когда дыхания уже никакого не хватает, когда вся накопленная боль вырывается наружу жалобным воем? Он не должен меня таким знать. Гексли - сильный. Никому не говорит об этом, но сам знает. И успешно борется с желанием прямо сейчас рассказать все, что на душе, выплакаться, чтобы его пожалели.
- Ты дома?
- Да.
- Не плачь.
- Я не плачу!
Наверное, не стоило кричать. И трубку бросил точно зря. Сам на себя за это страшно зол. Перезвонить бы, но от бессильного отчаяния даже пальцы едва слушаются. Да и что он скажет? Что он и правда сидит тут уже весь вечер, в соплях-слезах, и ревет, как дите?
Маленький и жалкий. Противен сам себе. О да, Гексли - мастер самобичевания.
Свет везде выключен, на кухне угрюмо шуршит холодильник. Капает вода из крана. Минутное затишье - и все эти звуки так гадко врываются в сознание. Гадкая тишина гадкой пустой квартиры. Даже не так. Звук одиночества.
Сколько их, этих улыбчивых незнакомцев, именующих себя друзьями? Они всегда рядом, пока Гексли веселит их. Он для них на все готов! Глупый, наивный и неразборчивый, готовый помочь любому, кто попросит. А сам помощи не дождется. Глупый Гексли. Слишком шумный, слишком болтливый, слишком надоедливый. Слишком Гексли.
Вот все и замолчали. Он просто их всех достал. Никто не отвечает - никто! И даже тошно идти и смотреть в пустые окна аськи, там тишина.
Холодильник затих. Где-то в подъезде хлопнула дверь, загудел лифт. И почему-то - кто бы знал, почему - от этих звуков еще тоскливее и гаже. И снова слезы текут, снова лицо искажает гримаса. Как хорошо, что он не видит себя в зеркале. В такие минуты он действительно жалкий, страшненький, с опухшими от слез глазами и красным мокрым носом. Ладони тоже мокрые, и даже подтянутые к груди колени - он утыкается носом и тихонько раскачивается из стороны в сторону, тоскливо подвывая. Темная и пустая квартира, музыка у соседей и одиночество, одиночество, одиночество. Для полноты картины не хватает только тиканья часов - но в этой квартире все часы электронные. Стоило лишь об этом подумать, как воображение услужливо защелкало, добавляя уныния.
Тоскливо, пусто, одиноко, гадко, страшно...
Трель звонка буквально взрывает тишину. И теперь по-настоящему тихо. У Гексли глаза по пять копеек - правда что ли кто-то пришел? Или нет, наверное, послыша... Нет, второй!
К двери - почти бегом, собирая в темноте плечами косяки и стены, торопливо вытирая слезы и неловко шаркая тапочками. Комендант, наверное - он опять забыл за уборку подъезда заплатить. Или свидетели Иеговы, что-то их много ходит в последние дни. Или, может быть...
Гексли смотрит в глазок. И одновременно пугается и радуется. И дверь открывает, тут же торопливо поворачивается спиной и торопится в ванную.
- Ты за диском пришел? Заходи, я сейчас, я.. я....
Только бы не показывать свое заплаканное лицо, лишь бы голос не дрожал предательски... Он уже представляет, как сейчас незаметно заскочит в ванную, умоется быстренько и натянет свою самую гекслевскую улыбку, и будет веселиться и шуметь, включит свет, поставит чайник, печенье достанет - все как положено.
И совсем не расстраивается, когда теплые объятия весь этот стройный план рушат. И прижимается доверчиво, прямо мокрым носом утыкается в грудь. Глаза закрывает. Габен теплый такой, хороший. Дышит в макушку, волосы ерошит. И в этом его уютном молчании - столько всего, что кажется, будто он все-все понимает.
- А теперь рассказывай, что случилось.